Пять рассказов Анатолия Губарева

Конкурс рассказов для семейного чтения «Мы и наши маленькие волшебники!» «Литературного агентства Софии Агачер» и детского издания «Классный журнал», в котором могут принять участие и взрослые, и дети, продолжают рассказы москвича и физика Анатолия Губарева.

Ангел во плоти

За ребёнком нужен глаз да глаз. Ночью, утром, днём, вечером.

Всегда.

Каждую минуту.

Внучка Люба — мультяшная Маша (за медведя — я) и вождь краснокожих в одном флаконе. Плюс, конечно, Серёжка из советского «Ералаша». Это последнее — единственное, что не позволяет ей получить лавры аса по диверсионно-подрывной работе. Каждый день она обещает, что больше так делать не будет, но через десять минут забывает, что обещала. А если не забывает, то находит что-то новенькое. Как правило — неожиданное. Из-за этого сегодня вечером пришлось прервать приготовление супа — Люба начала красить акварельными красками бруски, которые я оставил, чтобы сделать ножки для шкафов на кухне. При этом перемазалась краской вся, заодно заляпала и залапала подоконник, стены и мебель. А когда поволок отмывать — ещё и стены ванной. Причём краска, зараза, плохо смывается! Даже с плитки. Еле отдраил. И Любу, и стены. Одежды оставил замачиваться.

Вчера связала табуретки. Верёвку не искала: просто связала ленты от поджопников для табуреток. Причём так связала, что развязать не смогла. И когда поняла, что я развязывать не собираюсь, поступила так, как Александр Македонский с гордиевым узлом. Так что теперь поджопники крепятся к табуреткам только в одном месте вместо четырёх

— Люба, зачем ты их связала?

— Я больше не буду!

— Я спрашиваю: зачем ты их связала?

— Я больше не буду!

— Последний раз повторяю: зачем ты их связала?!

— Не знаю...

«Я больше не буду!» и «Не знаю!» — универсальные ответы на все вопросы.

На прошлой неделе мы с Аликом разгрузили большую комнату от вещей, чтобы завершить основную фазу ремонта квартиры (дальше оставались мелочи): перенесли всю мебель, все книжные полки с книгами, три комода, сделанные когда-то на заказ, кровать (сам, между прочим, сделал, не хуже заводской). Точнее, таскал в основном я, Алик еле отбивался от Любы, которая наседала на него. На второй день он уже обессиленно сидел и еле отмахивался от неё, как медведь отмахивается от кружащихся вокруг него лаек. Люба стоила пятерых...

Спустя день, пока копался в маленькой комнате, превращённой в кладовку, Люба опять что-то натворила — слышу голос Алика:

— Положи на место!.. - гнев по нарастающей. — Я сказал, положи на место!!.. Я кому сказал, положи молоток на место!!!.. Положи молоток, кому говорю!!!!

Слетаю со стремянки, влетаю в комнату. Даже не смотрю в сторону Алика, стоящего с болгаркой у балконной двери, вижу Любу, входящую во вторую комнату с увесистым молотком. Таким, наверное, Микеланджело бил по зубилу, отсекая лишнее от глыбы мрамора.

Рявкаю:

— Положи на место!

Люба разворачивается, видит, что не шучу, и с гордым видом идёт через всю комнату класть молоток на место. Мол, не очень-то и хотелось! Зачем ей молоток, и не спрашиваю — ответ известен: «Не знаю!». Но я даже благодарен, что в этот раз не швырнула его на пол с обидой, бывает и так.

А недавно обожглась.

Утюгом.

Как — не видел.

Я даже представить не мог, что она сможет достать с самой верхней полки утюг, включить его в розетку и попытаться погладить свою джинсовую юбку. Только потом понял, как она достала: встала на стул, потом на нижнюю толстую икеевскую полку и достала. Хорошо ещё, полка удержала. Покосилась, но удержала.

Люба сняла утюг, включила и начала гладить...

И что интересно: обжёгшись, сначала выключила утюг, поставила его на подставку и только потом побежала ко мне жаловаться.

А посмотришь — ангел во плоти! Женщины млеют: какая хорошенькая!

Птичка

Как-то в новогодние каникулы пошли мы с внучкой Любой в Петропавловскую крепость, там на Новый год проходит фестиваль ледяных скульптур. Подходим к воротам, и вдруг Люба спрашивает:

— Деда, а почему у птички третья голова отвалилась?

— У какой птички? — удивился я.

— А вон, на воротах. У двух короны есть, а третья корона — без головы...

Я аж поперхнулся.

Но ведь и правда: над воротами, ведущими в крепость, огромный двуглавый орёл, над каждой головой корона, а ещё одна корона, покрупнее, между ними.

— Наверное, в ремонт отнесли, — говорю. -. А может, и украли. Как нос майора Ковалёва. Помнишь, который мы смотрели?

— Аааа, понятно, — удовлетворённо кивнул ребёнок. — А когда её вернут?

Это она про первый нос. Который сначала украли, а потом вернули, когда узнали, что сделали второй, почти такой же, но поменьше

— К лету, наверное. Туристов намного больше будет — это ж всё для них.

Зря я это сказал, ой, зря!

Летняя поездка в Питер случилась даже перенасыщенной.

В пятницу Люба тоже хотела сачкануть, но я рыкнул-гикнул и мы рванули. Точнее, рванул я, схватив за руку упиравшуюся Любу.

И двинули мы к третьему носу майора Ковалёва, который в Университетском дворике.

Но сначала нам предстояло пройти через Петропавловскую крепость.

Уже на ближних подступах к цитадели ребёнок начал ныть: «есть хочу!» (ну да, перед дорогой она не перекусила, хотя предлагали), «пить хочу!», «жевачки хочу!», «спать хочу!» и прочие «я инвалид, у меня ножка болит, солнышко скроется, муравейник закроется»... Но я пёр вперёд как атомный ледокол, отметая в стороны льды возражений.

Чудеса начались, когда мы подошли к воротам крепости.

Люба посмотрела наверх и чуть не заплакала:

— А птичка где?

— Люба, — вздохнул я горестно, — птичку сняли, чтобы лечить.

— Зачем?!

— А не надо было говорить, что у неё третья голова отвалилась! Кстати, её так и не нашли...

«Птички» не было даже с внутренней стороны внешних ворот — Люба специально проверила. Там даже барельефа над аркой не было.

От горьких размышлений Любу оторвали только зайцы. Их там много, почти на каждом шагу. Соответственно, Люба ни одного не пропустила, пообнималась почти со всеми, одному помогла залезть повыше, с двумя сфоткалась на память и чуть не залезла в загон к живым кроликам. Там и такие есть.

Но времени рассусоливать у нас не было, протрубила труба (в смысле — я скомандовал «Рота, подъём!») и мы побежали дальше. И тут... И тут Люба увидела «птичку». Она спокойно сидела над внутренними воротами крепости.

— Деда, она вернулась! — закричало радостно дитё: — Наверное, недавно — она пока ещё криво сидит, — добавила Люба тоном знатока.

Ладно, ребёнок так видит. И сказка продолжается...

Гогль

Современность — она такая современность, что дальше некуда.

Возвращаемся с ребёнком из музыкальной школы.

— Дед, давай, расскажу тебе сказку.

— Рассказывай.

— Жил был крокодил...

— Зелёный, что ли? Я же тебе рассказывал...

— Нет, маленький. Он в школу пошёл с коровкой Сёмой и барашком Филиппом. Он был маленький и они дружили...

Короче, пока мы шли к дому, крокодильчик успел подрасти и съесть коровку, но после основательного учительского внушения подружился с Филиппом и они прожили долго и счастливо — один в реке, другой на высоком берегу, куда крокодильчик, как ни старался, забраться не мог.

Потом мы встретили тасманского дьявола (я, правда, сначала ошибся, назвав его суматранским, каюсь, был неправ), которого Люба почему-то назвала собачкой. Дьявол был не более 20 сантиметров в холке, его вела на поводке старушка, а он ни на кого не обращал внимания, видимо, считая, что это он выгуливает старушку. Бабуля услышала наш с Любой спор и встряла, заявив, что это чистопородная кавказская овчарка. Тасманский дьявол криво усмехнулся, но промолчал.

Мы двинулись к дому и тут я на свою голову затянул песню «По небу летает козак молодой» на мелодию «О чём дева плачет». Ничего особенного я не подразумевал, просто так получилось. Люба закричала, что казаки по небу не летают.

— А я и не говорю, что казак, я говорю — козак, — ещё не очень соображая, про какого козака пел.

— Всё равно не летают! — кричала Люба. — Они не могут летать.

— Могут!

— Не могут!

— Нет, могут! Ты чего, Гоголя не читала?

— Нет, — осеклась Люба. — Я только Яндекс смотрела.

— Чего-чего? — не понял я. Сногсшибательная любина мысль как-то не согласовывалась с оформившейся в голове картинкой — летящий верхом на чёрте гоголевский козак Вакула.

— Я только в Яндексе смотрела, — повторила Люба, — а в Гогле — нет.

— Где-где? — опять не понял я.

— В Гугле. — поправилась Люба. — Ты сам сказал «Гогль».

Мы остановились у подъезда соседнего дома. Там у скамейки курила пара.

— Ты чего, Гоголя не читала? — спрашиваю медленно и грозно, нависая над ребёнком.

— А ты научи входить в него, — глядя на меня невинными глазами, попросила Люба.

Курцы внимательно посмотрели на нас.

— Люба, — профессорским тоном возвестил я благую весть, — Гоголь Николай Васильевич — это великий русский писатель. Писатель, Люба! Гоголь, а не Гогль или Гугль. Не путай Божий дар с интернетом!

У курившего мужика с отвисшей челюсти сорвалась сигарета...

С минуту Люба молчала, переваривая свалившуюся на неё информацию. Потом спросила:

— А что мы дома кушать будем? — и мы пошли домой...

Конь хаоший...

Первое слово, которое членораздельно и целенаправленно произнёс сын, было «Папа». Ни с того, ни с сего, но очень конкретно и твёрдо.

Нашёл, однако, время и место! Я как раз стоял на окне, чуть не сверзился... Девятый этаж, узкий подоконник панельной многоэтажки... А он, паршивец, лежит на пузе, смотрит на меня и улыбается.

Это как признание в любви

Было ему тогда всего полгода. 1986 год, июль.

Мама не поверила: так не бывает, первое слово должно быть «Мама»! Я не против, но уж так получилось.

А года два спустя, на даче, вышел на дорожку с сыном на плечах. Напротив, через дорогу стоял приятель-сосед с фотоаппаратом. Подшофе слегка. Начал уговаривать Мишку пересесть к себе на плечи, мол, смотри, какой хороший конь!

Мишка смотрел на него, слушал, слушал, а потом и говорит:

— Нееет... Мой конь хаоший! — И прижался щекой к моему темечку, обняв ручонками голову

Вспоминаю и внутри всё дрожит...

Командир полка, хвост до потолка

Зря я выпендривался, что понимаю кошачий язык.

Нет, кое-что, конечно, понимаю, но оказалось... что всё не так просто

Вчера вечером собрался-таки написать небольшое поэтическое эссе. Ну или просто эссе про поэзию. Нынешнюю. Довели... И только я поднял свои руки, чтобы вдохновенно ударить по клавишам, слева раздалось мулино «Мчяв!».

Всё ещё держа руки в гору, скосил глаза влево. Муля гордо возлежала на углу дивана в позе сфинкса и смотрела на меня своими пронзительными зелёными глазами. «Вылитый майор Пронин», — вдруг подумал я. Правда, у майора глаза были пронзительно-серыми, но зелёные были ещё круче.

Руки начали падать на клавиши стремительным домкратом и тут раздалось такое «Мчявъ!!!», что они замерли буквально в сантиметре от клавиатуры.

Мулино «Мчяв» очень многогранно.

Представьте меня лежащим на спине на диване, правая нога вытянута, левая согнута в колене и стоит эдаким домиком. И под этим домиком в позе сфинкса, прищурив глаза, лежит Муля. Это тоже «мчяв», только более высокое.

Если она будит меня, чтобы её погладили (я уже проснулся, но ещё не совсем), это «мчяв» будет одновременно ласковым, нежным, томным и завораживающим. Причём с таким белорусским «в", которое и»в«, и»у«одновременно, что даже я млею. Если такое»мчяв«произнесу я, она мгновенно материализуется рядом, где бы и в каком состоянии ни была. Тут главное — не перепутать интонацию. Не обидится, но ляжет в стороне.

Если рука перестаёт гладить, то это тоже»мчяв«, только короче и тоньше, проглатывая»в/у«. И головкой так... почти как в»Формуле любви«: "амор» и головкой так...

Но в этот раз мулино «Мчявъ!!!» не было похоже ни на что ранее слышанное.

— Чево?!! — удивлённо переспросил я. В зеркало не надо было смотреть, чтобы понять, какое было у меня лицо: ошарашенно-удивлённое, со слегка выпученными глазами и высоко поднятыми бровями. Хорошо, что коротко стриженный, а то ещё и волосы дыбом стояли бы.

— Мння! — твёрдо мявкнула Муля.

— Почему «мння»?!.. — зря я это спрашивал. Ой, зря!

Потому что далее последовала непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Представьте себе, как одновременно говорили бы Леонид Каневский и Григорий Шпигель (контрабандисты из «Бриллиантовой руки») и на кошачьем — потому что говорила только кошка. Не просто говорила — вещала. И таким высоким штилем, что я проглотил язык.

Я пристыженно молчал.

Потому что ни хрена не понимал. НИ-ХРЕ-НА!

Ни что, ни почему.

А главное — ни слова!

Понимал только, что писа?ть она мне не даст. Это точно.

Но почему?!!

Нет ответа.

Монолог продолжался не менее десяти минут.

Меня спасла внучка, влетевшая в комнату и радостно бросившаяся обнимать недовольную Мулю. Недовольную и тем, что её прервали, и тем, что обнимают.

Потом Люба попросила: «Деда, обними меня!» — поставив окончательную точку в мулином монологе. Муля пожала плечами и ушла на окно. Там у неё сейчас личный кабинет.

Но на этом история не закончилась.

Полвторого ночи я неожиданно проснулся. Беспричинно. От слова «совсем».

Муля лежала рядом.

Сон почему-то слетел напрочь. Пришлось вставать.

За окном было тихо — ни шороха, ни шелеста, ни всхлипа... Чудесная пора!

Вспомнил вечер, вспомнил, что собирался написать небольшое эссе по поводу одной песни, вспомнил, что наш отель в Александрове располагался напротив дома-музея Цветаевой. Эссе как раз должно было быть посвящено её перекроенным стихам. И только я протянул руку к стулу, чтобы сесть за комп и вдохновенно ударить по клавишам, как услышал твёрдое мулино «Мння!!!»

— Ну почему, Муля?

Муля молча встала, прошла к подушкам и легла там, всем своим видом показывая, что сидеть за компом она мне не даст и я должен лечь. Здесь и сейчас. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Даже думать не хочу, что было бы, если бы ослушался.

Эссе я написал много позже

Положение о конкурсе, в котором могут принимать участие и взрослые и дети, смотрите по ссылке, рассказы нового и прошлого сезонов прошлого года и новые работы смотрите на сайте «Классного журнала» в разделе «Читать как дышать». Работы на конкурс можно отправить, заполнив эту анкету

Об авторе

Анатолий Губарев проживает в Москве, по основному образованию физик. Аналитик по вопросам безопасности в ядерной энергетике. Почти 20 лет проработал в Курчатовском институте. В 1988-1989 гг. после землетрясения 1988 года работал в Армении, в Ленинакане (Гюмри) и Спитаке. Это помимо основной работы. Прошёл огонь, воду и фановые трубы. Медные достались другим. Много писал. Сначала в стенгазетах, потом в институтской многотиражке. Потом в СМИ. Чуть не стал журналистом. Специалист по Су Джок. Сейчас — дедушка в большой дружной семье. Почти по-некрасовски: семья-то большая, да два человека всего в ней: внучка и дед. И кошка Муля, которую нервирует внучка. Так и живут.

Внучка Люба и кошка Муля дают поводы для написания рассказов, прочитав которые многие говорят, мол, такого не бывает. У кого-то не бывает, а у Анатолия с Любочкой это жизнь.

Об организаторах

«Классный журнал» ( http://classmag.ru ) – современный журнал для детей младшего и среднего школьного возраста (целевая аудитория 7-13 лет, мальчики и девочки), выпускается с 1999 года издательством «Открытые системы». Каждый номер «Классного журнала» (тираж журнала — 46 тыс. экземпляров, выходит два раза в месяц) содержит самую актуальную информацию для детей. Журнал выпускается полностью на российской издательской и полиграфической базе при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям и распространяется на всей территории Российской Федерации в розницу и по подписке. В 2019 году «Классный журнал» был отмечен знаком «Золотой фонд прессы-2019» 1-й степени, получил диплом «За большую работу по привлечению к чтению подрастающего поколения и воспитанию у детей художественного вкуса» от Союза журналистов Москвы, а на V Всероссийском конкурсе детских СМИ «Волшебное слово» «Классный журнал» был признан «Лучшим журнал для среднего школьного возраста». Скачать для ознакомления 20 номеров «Классного журнала» и журнала для дошкольников «ПониМашка» можно по ссылке .

София Агачер (agacher.com), писатель, автор книги для семейного чтения «Рассказы о Ромке и его бабушке», создатель «Литературного агентства Софии Агачер». Врач, живёт и работает в Москве и в Чикаго. Считает, что книга – это живое существо, а игра – один из основных способов общения взрослых и детей. По её мнению, конкурс коротких рассказов «Мы и наши маленькие волшебники» тоже может стать увлекательной игрой для всей семьи, поскольку вместе можно не только читать, но и сочинять, рисовать и фотографировать.

См. также программу «Классное детство» на радио «МедиаМетрикс», в которой София Агачер и член жюри конкурса «Мы и наши маленькие волшебники!», поэт, критик, драматург Лев Яковлев рассказали о том, для чего был придуман конкурс.