Путешествие к Паустовскому

После встречи с самим Пушкиным Мите и Кате Серовым было очень непросто принимать решение о том, с каким именно великим писателем России они хотели бы пообщаться в следующий раз. И снова, как и в случае с Заходером, решение им невольно подсказал папа. Митя и Катя отправились на встречу с Паустовским!

Неисправимый романтик и певец русской природы

А было так. Однажды в воскресенье после прогулки Серовы по своему обыкновению всей семьей разгадывали кроссворд.

— Русский и советский писатель, четырежды номинированный на Нобелевскую премию по литературе, — прочитала мама (и уже в этот момент Митя и Катя переглянулись). —Одиннадцать букв, в середине «о».

— Паустовский! — сказал папа, перебирая струны на гитаре. А как только кроссворд был разгадан, Митя и Катя сразу же рванули в детскую.

Конечно, рассказы Паустовского «Кот–ворюга», «Заячьи лапы», «Прощание с летом», «Жильцы старого дома», «Резиновая лодка» и повесть «Мещёрская сторона» детям были знакомы — недавно как раз проходили их на литературе по теме «Певец русский природы». Но сколько же нового и интересного Митя и Катя узнали, когда погрузились в изучение жизни Константина Георгиевича не для ответа на уроке! Неисправимый романтик, который прошёл Первую мировую войну санитаром, а во время Великой Отечественной войны был фронтовым корреспондентом. Журналист, который любил путешествовать. Автор, по сценариям которого были поставлены кинофильмы «Кара-Бугаз» и «Лермонтов». Педагог, который в течение 20 лет проводил литературные семинары не только в Литературном институте, но и во время своих путешествий по стране. А ещё посвятил секретам писательского мастерства целую повесть «Золотая роза»!

В тёплое время года Паустовский всегда предпочитал работать над текстами не в городской квартире, а в сельской местности, где можно было рыбачить, наблюдать за природой и вообще жить уединённо, вдали от суеты, которая его утомляла. Много лет он вместе со своим другом Рувимом Фраерманом (автором «Дикой собаки динго») работал в Солотче, в доме художника Пожалостина под Рязанью, а еще в Доме творчества на базе имения Эртелей недалеко от Воронежа. А в 1955 году Паустовский обосновался недалеко от Москвы, в Тарусе, в собственном бревенчатом домике на обрыве реки Таруски, где можно было посидеть с удочкой.

Очень много самой разнообразной информации дети получили, побывав на сайте Музея Паустовского с виртуальными выставками, фото- и видеоматериалами. Там их просто огромное количество! Например, в 15-минутном фильме «Галка в Тарусе» падчерица Паустовского Галина Алексеевна Арбузова, которую писатель и называл Галкой, делится воспоминаниями о своём великом отчиме, показывает дом, сад, беседку, в которой по утрам работал Константин Георгиевич. Если захотите виртуально побывать в Тарусе, этот фильм как раз то, что вам нужно.

В общем, когда Митя и Катя заперли дверь в детскую изнутри, они были уверены, что окажутся именно в Тарусе.

Митя положил в рюкзак блокнот с вопросами. Дети взялись за руки и одновременно произнесли фразу, подсказанную им плюшевым говорящим львом Корнея Чуковского перед самым их первым путешествием в прошлое:

— Литература — это чудо! Скорей умчи ты нас отсюда! Константин Георгиевич Паустовский!

Поймать на удочку

И в тот же миг оказались на берегу небольшой речушки, где сразу увидели рыбака, сильно похожего на Паустовского.

Рыбак, прикрывшись от солнца левой рукой, тоже их заметил:

— Митя, Катя, привет! Ну наконец-то! Всё думал, навестите ли вы меня?

— Здравствуйте, Константин Георгиевич, — опешили ребята, — но откуда вы наши имена узнали?

— Так ведь мы же друзья с Чуковским, — улыбнулся Паустовский. — Мне Корней Иванович во всех подробностях про ваш визит к нему в 1960-й рассказывал. Ну как фантазию, разумеется, но я такие фантазии очень люблю...

Паустовский выглядел совсем не таким строгим, как на фотографиях, от него веяло доброжелательностью и вниманием, а глухой с хрипотцой голос завораживал.

В этот момент поплавок резко ушёл вправо, а потом утонул, Константин Георгиевич дёрнул удилище, и перед ребятами на леске закачалась полосатая рыбка в две ладони.

— Какой чудесный окунь! — улыбнулся Паустовский, снял его с крючка и бросил в ведёрко, в котором плескались ещё несколько таких же рыбок. — Ну, пойдёмте наверх, у нас всего час, как я помню.

— А я вот рыбу удить не люблю, — вдруг признался Митя, когда они уже шли по склону. — Папа нас столько раз на рыбалку с собой брал, но, видимо, не моё это.

— А ведь, между прочим, — остановился Константин Георгиевич, — рыбную ловлю можно сравнить с литературной деятельностью. Ты внимательно смотришь на поплавок и остро чувствуешь приближение чего-то таинственного, одновременно погружаешься сам в себя. А когда рыба клюёт, и ты извлекаешь её из подводного царства, где сам никогда не был, — это словно какое-то чудо! Наблюдаешь, подсекаешь, и вот перед тобой — идея для рассказа. Скажу даже так — если меня лишить возможности удить, я и писать не смогу.

— Получается, если я не люблю рыбалку, я и писателем не стану?

— Я бы не стал делать таких выводов, — улыбнулся Паустовский. — Может быть, дело просто в неусидчивости? У меня сейчас сыну Алёше как раз тринадцать, он тоже усидеть на одном месте не может. А ведь работать над текстом можно, только полностью отрешившись от любой бытовой суеты и забот. Рыбная ловля этому способствует. Не случайно же все мои друзья-писатели так рыбу удить любят!

— Ага, — сказала Катя, — значит, мы сейчас в 1963? Раз сыну тринадцать…

— Похвальная наблюдательность! — заметил Паустовский. И тут перед ними выросла калитка в деревянном заборе за густыми кустами.

— Кусты эти посадили, потому что местные жители и туристы с той стороны Таруски вечно с биноклями высматривали, чем я занят, — засмеялся Константин Георгиевич и открыл калитку, из-за которой сразу выскочил пёс, явно беспородный.

— Это Грозный, наш любимец! — Константин Георгиевич потрепал пса по голове. — Да вы проходите, он, несмотря на имя, очень добрый. Раньше у соседей жил, да они нам его отдали.

— Почему отдали? — Митя сразу достал из рюкзака свой блокнотик.

— Соседи держали его на цепи, а я с ним начал разговаривать через забор во время прогулок. В итоге, он вообще перестал лаять на чужих и из злого цепного пса превратился в добрую и общительную собаку. Вот они и предложили нам его забрать.

За калиткой Мите и Кате открылся очень уютный дворик, заросший деревьями и цветами.

— За цветами нам помогает ухаживать дочь Галина, — пояснил Паустовский. — Но она сейчас в Москве. А вот эти яблони и липы привезли из Тимирязевской академии уже во взрослом виде.

Несмотря на то, что осень уже вступила в свои права, на деревьях и клумбах было зелено. Впереди по левую руку виднелся небольшой бревенчатый домик синего цвета, а справа — зеленая деревянная беседка.

— Давайте сначала в беседку заглянем, — предложил Паустовский, — я там работаю, пока не настают холодные дни. А потом я вас с женой и сыном познакомлю, чаю попьём!

Без печатной машинки

В беседке их встретила скромная обстановка — диван, письменный стол, рукописи, стопка чистой бумаги, письма и книги. Всё это настраивало на рабочий лад, но Катю, конечно, сразу привлёк букет цветов в керамической вазе.

— Это флоксы, — пояснил Паустовский, — мои любимые цветы. Очень люблю, когда живые цветы на столе. Вот Татьяна Алексеевна и ставит…

— А где же печатная машинка? — удивился Митя.

— А я от руки пишу, — сообщил Паустовский. — Машинка в доме, потом рукописи перепечатываю, но при создании текста она, как лишний свидетель, только мешает.

— Мы же дом тоже сможем посмотреть? — на всякий случай уточнил Митя. — Нам важно увидеть всё, что вас окружает.

— Ну если надо, конечно, посмотрим!

— Как часто вы пишете? И в какое время? — спросила Катя.

— Стараюсь писать ежедневно, в нашем деле важна регулярность. Встаю рано, сажусь примерно в 5-6 утра и пишу до 10-11 утра, а потом завтракаем, — пояснил Паустовский.

— Я написал «Литературные портреты» про знаменитых писателей, так вот большинство из них работает именно утром, на свежую голову.

— А сейчас вы над чем работаете?

Константин Георгиевич присел на стул, взял рукопись, протянул ребятам:

— Завершаю шестую часть «Повести о жизни» — «Книгу скитаний», не читали?

— Да пока ещё нет, — признался Митя. — А о чём эта книга?

— Это автобиографическая повесть о моей жизни — о друзьях, путешествиях, интересных случаях, литературе.

— А мы думали, — вдруг призналась Катя, — что вы только о природе и о животных пишете. Мне вот «Кот-ворюга» и «Мещёрская сторона» очень понравились!

— Вероятно, — предположил Паустовский, — ваши учителя считают «Повесть о жизни» чересчур взрослым произведением. Но, конечно же, дети и подростки могут совершенно спокойно и с интересом его читать. А насчёт природы вы отчасти правы. В ней заключена великая тайна нашего мира. И внимательное наблюдение за цветами, травинками, древесной корой, шишками способно вас натолкнуть на мысли, которые, возможно, будут совершенно не связаны с природой. Замысел вспыхнет, как молния, останется его лишь обдумать и записать.

— Именно поэтому вы любите гулять с лупой? — блеснула эрудицией Катя.

— У меня ведь сильная близорукость, — пояснил Константин Георгиевич, — а я очень люблю изучать растения во всех подробностях.

— Я как-то видела фотографию, как вы в блокноте пишете, — заметила Катя, пытаясь разобрать буквы, написанные чернильной авторучкой. — Но, получается, свои произведения вы пишете на листах бумаги, а не в блокноте?

— Когда как, но на листах удобнее, — пояснил Паустовский. — Мысль — это непрерывный поток, рождается много других, непредусмотренных мыслей, и все это требует быстрой фиксации, большой бумажной площади, на которой, не отрывая руки, можно было бы все это закрепить. Потом можно переписывать как угодно долго, не торопясь, выпалывая словесный мусор, шлифуя фразы. А первый черновик, первая запись — это всегда стремительность, клочковатость, неразборчивые для других строки...

— Константин Георгиевич, а есть у вас какие-то свои писательские ритуалы, связанные с этим домом, с Тарусой? — Митя опять приготовился записывать важную информацию, но в этот момент в беседку заглянул темноволосый мальчик в очках, похожий на Паустовского.

— А вот и мой сын Алёша, — улыбнулся писатель. — А это корреспонденты детского издания «Классный журнал» Митя и Катя Серовы из Москвы, хотят обо мне материал подготовить!

Ребята обменялись рукопожатиями, а потом Алёша сообщил, что мама зовёт гостей на чай с плюшками.

— Вот вы спрашиваете про писательские ритуалы, — улыбнулся Константин Георгиевич. — Сейчас почти пять вечера, а чай с плюшками в пять вечера — это один из ритуалов нашей семьи. Писательский ли он, не знаю, но вам понравится.

Две яблони, липа, кусты, цветы — казалось, лето пытается задержаться именно во дворике Паустовского, в благодарность за его многочисленные книги о природе.

— Константин Георгиевич, — Митя опять открыл блокнотик, — а я вот очень хотел спросить насчёт одного вашего высказывания… «Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного шара. Всю нарядность Неаполитанского залива с его пиршеством красок я отдам за мокрый от дождя ивовый куст на песчаном берегу Оки или за извилистую речонку Таруску…». Но вы же полмира объездили! Там ведь очень красиво! Мы тоже любим Россию, но ведь у нас не так ярко, дожди, зима по полгода…

— Так и в чём вопрос?

— Ну… Константин Георгиевич, наверное, вы так написали, потому что живёте в России? Ведь и житель Неаполитанского залива точно так же о своих родных пенатах скажет!

— Хороший вопрос, Митя… — Паустовский призадумался. — Наверное, я как человек не могу быть объективен. Действительно во всём и везде есть своя красота. Но я всей душой влюблён именно в эти места и убеждён, что лучше их нет ничего в мире. А чужое небо и чужие страны радуют нас очень короткое время, несмотря ни на что. Кстати, когда мы тут поселились в 1955 году, дворик был совсем пустой, прежние хозяева здесь только клубнику выращивали. Скажу честно, когда я впервые увидел эту избушку на отшибе, она мне совсем не понравилась. Но за несколько лет тут целый Ботанический сад образовался, который я ни на что не променяю. И всё благодаря моей супруге, она тут всё обустроила…

В этот момент дети как раз поравнялись с домом, перед которым на столике стоял огромный самовар. Из дома вышла радушная улыбчивая женщина с чайными чашками и поставила их на стол.

— Знакомьтесь, дети, моя дорогая жена — Татьяна Алексеевна! Танюша, а это те самые дети, о которых мне тогда Чуковский рассказывал, помнишь?

— Замечательно! — Татьяна Алексеевна протянула руку Мите. — Так, значит, всё это чистая правда.

— Между прочим, — пояснил Паустовский, указывая на самовар, — это заслуженный самовар из Солотчи, свидетель многих разговоров и размышлений о жизни, о писательстве и о людях! Чай из него получается исключительным, скоро сами попробуете. Но пока добро пожаловать в наш небольшой, но уютный домик!

Уютный домик большого писателя

Когда Митя и Катя вошли внутрь, то оказались на террасе, где по правую руку у окна стоял маленький диванчик, по левую руку у стены — маленький столик, а прямо на стене напротив висел портрет самого Паустовского.

— Это художник Борис Свешников изобразил меня в кабинете, — пояснил Константин Георгиевич, заметив заинтересованный взгляд Кати. — Очень интересный человек с непростой судьбой.

Митю же заинтересовал не портрет, а толстая, в обхват двух рук, чёрная труба от пола до самого потолка, которая стояла в полутора метрах от диванчика.

— Константин Георгиевич, что это такое?

— А это такая печь — печь Утермарка, изобретена российским архитектором немецкого происхождения Иоганном Утермарком в 1820 году, — охотно пояснил Паустовский. — Чем-то напоминает печи голландского типа, но более совершенная и обшитая металлом. Точно такая же и у меня в кабинете, вход сразу за печкой направо, проходите.

В кабинете ребят встретил рабочий стол с двумя плетёными креслами, далее ещё одно кресло — глубокое, с высокой спинкой и объёмными подлокотниками.

— Вот тут я работаю, когда становится холодно в беседке, — заметил Паустовский. — Правда, мы в Тарусе обычно живём с мая по октябрь, так что настоящих зимних холодов не застаём.

— А что это, подзорная труба? — спросил Митя, указывая на медную трубу на полке рядом с креслом.

— Именно! — улыбнулся Паустовский. — Возьмите, посмотрите, замечательная вещь. С фрегата «Паллада»! Дань моему экзотическому периоду, когда я писал о приключениях. Хотя этот период давно в прошлом, ветер дальних странствий всегда со мной.

— А почему в прошлом? — удивился Митя, разглядывая что-то в подзорную трубу через окно. — Я вот очень люблю приключения!

— Тогда вам может понравиться мой приключенческий роман «Блистающие облака», — заметил Паустовский. — Но в целом есть в экзотике нечто искусственное, оторванное от жизни. Я очень ценю воображение, писатель не может без воображения, но оно не может жить без действительности. Воображение питается ею и только в этом случае помогает создавать полновесные произведения.

— А гостей вы часто принимаете? — Спросил Митя, который сам очень любил, когда к ним домой приходили папины или мамины друзья.

— Да практически каждый вечер! — Засмеялся Паустовский. — И местные друзья приходят, и из Москвы приезжают. Кстати, именно этому кабинету Булат Окуджава совсем недавно посвятил стихотворение «Эта комната», я помню последнюю строфу:

Люблю я эту комнату,

Где даже давний берег

Так близок — не забыть…

Где нужно мало денег,

Чтобы счастливым быть.

— А наш папа очень Окуджаву любит под гитару петь! — не сдержалась Катя. — Нас ждет огонь смертельный, но всё ж бессилен он, сомненья прочь, уходит в ночь отдельный десятый наш десантный батальон…

— Очень хорошие стихи, но что-то не знаю я такой песни, — удивился Паустовский.

— Ой, простите Константин Георгиевич, — Катя смутилась. — Нам же нельзя про будущее.

— Вот, держите подарок для вашего папы, — Паустовский протянул Кате какую-то книгу с надписью «Тарусские страницы» на твёрдой обложке. — В этом альманахе, который я с друзьями издал в 1961 году, самая первая публикация Окуджавы — «Будь здоров, школяр!». Папа будет рад.

В этот момент ребят накрыло ароматнейшим запахом свежей выпечки, в кабинет заглянула Татьяна Алексеевна с тарелкой, наполненной плюшками.

— Жду вас у самовара, — сообщила Татьяна Алексеевна. — Только вы обязательно сначала загляните в три комнаты с той стороны. Мы там жили в первое время, а этот кабинет и террасу пристроили позже.

Митя и Катя спустились вслед на Константином Георгиевичем обратно на террасу, зашли в дверь напротив и оказались в маленькой комнатке с кроватью у окна.

— Это вот моя спальня, — пояснил Паустовский. — А вот сразу рядом вход в комнату Алёши.

Алёша, который стоял у этюдника с кистью в руке, обернулся и сообщил, что он тоже планирует выйти к самовару, просто нужно кое-что подправить в рисунке.

А Паустовский показал детям третью комнату, в розовых тонах, вход в которую тоже был в его спальне.

— Это уже владения Татьяны Алексеевны, — улыбнулся Паустовский. — Вообще тут везде всё она оформляла. Уж такой у неё характер, что из простых вещей она создает уют и красоту в любой обстановке. Ну что, пойдёмте пить чай с плюшками?

«Всегда нужно искать точку, вокруг которой всё само выстроится»

Константин Георгиевич, Митя и Катя сели за небольшой столик, на котором возвышался самовар из Солотчи, а Татьяна Алексеевна разлила по чашкам дымящуюся заварку из чайника.

— Потрясающе вкусно! — не смогла сдержаться Катя, сделав маленький глоточек, когда Константин Георгиевич разбавил заварку, отвернув кран самовара.

— А плюшки — просто бомба! — сказал Митя с набитым ртом.

— Бомба? — удивился Паустовский.

— Ну… у нас так теперь говорят, — смутился Митя. — Это значит, что очень вкусно или хорошо. В общем, супер!

— Супер? — удивился Паустовский снова.

— Ну это… как бомба, — покраснел Митя.

— Вот ведь каков русский язык! — писатель, конечно же, всё понял. — Никогда не перестаю им восхищаться! Ну спрашивайте, настал момент для главного разговора.

Митя сразу открыл блокнот с вопросами.

— Константин Георгиевич, а как вы выбираете, для кого писать, для детей или для взрослых? У вас же произведения на самый разный возраст!

— Впервые для детей я стал писать после того, как в 1940-м была создана Комиссия по детской литературе, — сказал Паустовский. — Чтобы воспитывать детей и приучать их к чтению, советским писателям поручили развивать это направление. Но для меня это было вообще не сложно. Я уже говорил, что разделение на детскую и взрослую литературу очень условно. Например, сборник рассказов «Летние дни», куда вошёл и «Кот-ворюга», читают не только дети. Потом после войны я сказки для детей писал — «Стальное колечко», «Похождения жука-носорога», «Тёплый хлеб». Хотелось души детей после войны обогреть, чтобы они тянулись к доброте и красоте. С «Мурзилкой» сотрудничал, с «Пионерской правдой», мои рассказы о детстве печатали и во взрослом «Огоньке». «Корзину с еловыми шишками» о композиторе Эдварде Григе читали?

— Ой, простите, Константин Георгиевич, — опустил глаза Митя. — Теперь обязательно прочитаю!

Но Паустовский ничуть не огорчился, воодушевленный, он продолжал свою тему, которая показалась ему важной:

— Вообще, ребята, писательство как душевное состояние возникает в человеке именно в детстве, когда и солнце горячее, и трава гуще, и дожди обильнее, и небо ярче, и смертельно интересен каждый человек! Ощущение жизни как непрерывной новизны – вот тот дар детства, без которого писать невозможно! Если человек, став взрослым, не растеряет этот дар, он и становится писателем.

— Нам почти об этом же, только другими словами, и Тургенев, и Пушкин рассказывали! — поразился Митя.

— Получается, — заинтересовалась Катя, — прямо в школе нужно начинать писать?

— Я свои первые рассказы — «На воде» и «Четверо» — в последнем классе гимназии написал. Так что начинать-то, конечно, можно. Но убеждён, что без жизненного опыта невозможно написать ни одной стоящей вещи. Писателем может быть только тот, у кого есть что сказать людям нового, значительного и интересного. А чтобы сказать что-то важное, нужно наполнить себя жизнью до самых краёв, в противном случае, порыв к творчеству может так же легко угаснуть, как он и возник. Поняв это в самом начале своего пути, я бросил писать и десять лет скитался, общался и менял профессии, был кондуктором, рабочим, рыбаком, преподавателем литературы, журналистом.

— Ага! — обрадовался Митя, — наблюдать и записывать в блокнотик! А уже потом…

— На этот счёт существуют разные мнения, — поделился Паустовский. — Я вот думаю, что не нужно специально наблюдать, а тем более записывать. Нужно просто жить. Когда придёт время, что нужно, вспомнится, а что забылось, можно и придумать. Фантазия как раз для этого. А если какие-то факты будут искажены, это не важно, главное, чтобы текст был внутренне правдив.

— Константин Георгиевич, а можно я вернусь к вопросу о писательских ритуалах, связанных с этим домом, с Тарусой? — Катя вспомнила, что вопрос в беседке так и остался без ответа.

— Ну, ритуалы… — Паустовский глуховато рассмеялся, собрав возле глаз веера морщинок. — Я ведь не зря отшутился про чай с плюшками. Сама жизнь в Тарусе для меня — один большой ритуал. Писателю, когда он работает, нужны спокойствие и по возможности отсутствие забот. Если впереди ждёт какая-нибудь, даже отдаленная, неприятность, то лучше не браться за рукопись. Перо будет валиться из рук, или же из-под него поползут вымученные пустые слова. Мне в Тарусе очень хорошо работается. Хотите, я вам основные принципы писательства расскажу?

— Конечно, хотим! — в один голос ответили Митя и Катя.

— Во-первых, писателю надо уметь слушать — природу, людей, особенности их языка, — Паустовский отставил чашку чая в сторону, как бы намекая, что ответ не будет коротким. — Меня считают неплохим рассказчиком. Но ведь я никогда не рвусь рассказывать первым, для меня важно послушать, что говорят другие.

В этот момент Татьяна Алексеевна принесла ещё плюшек, потому что Митя не забывал отдавать им должное даже в самые важные моменты разговора.

— Во-вторых, никогда не надо бояться выражать себя, — с напористой убеждённостью продолжил Паустовский. — Многие боятся ошибиться. А ведь именно индивидуальные свойства, даже недостатки, превращаются потом в достоинства. У художника Родена был какой-то дефект зрения, предметы и людей он видел удлиненно и так их изображал, и это помогло ему достичь особой выразительности... В общем, вещь должна быть написана максимально искренне. Состояние писателя, с которым он пишет, читатель всегда почувствует. Когда пишешь, внутри надо открыть все «шлюзы», писать так, как будто только для самого себя, не сдерживаться, не стесняться, и каждой вещью опустошать себя.

В этот момент подошёл Алёша, ему тоже захотелось и послушать, и плюшек, а чашку чая для него Татьяна Алексеевна давно уже налила.

— В-третьих, нельзя писать, если не видишь за словами того, о чём пишешь: тогда и читатель ничего не увидит. Если же писатель хорошо видит это, самые простые слова действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те мысли, чувства и состояния, какие писатель хотел ему передать. В-четвёртых, всегда нужно иметь предварительное представление о том, о чём планируешь написать. Без подробности вещь не живёт, нужно всегда готовиться. Даже если предварительное представление не совсем верное, оно позволит более точно подмечать подробности. Я вот географические карты люблю изучать. В-пятых, нужно всегда тщательно подбирать точные слова, они очень много значат. Вот это, пожалуй, основное.

— А что делать, если узнал слишком много и как раз поэтому не можешь написать? — спросила Катя.

— Отличный вопрос, Катенька! — улыбнулся Паустовский. — Материал часто сопротивляется именно потому, что ты чересчур глубоко в него погрузился. У меня был случай, когда я в Петрозаводске писал об истории металлургического завода. И ничего не получалось! Хотел уж всё бросить и уехать. Но случайно, гуляя, наткнулся на надгробие инженера артиллерии армии Наполеона, который, как выяснилось, имел прямое отношение к созданию завода. Я обратился в архив, и дело пошло. Как только появился Лонсевиль, весь материал по истории завода, что ещё недавно так безнадежно рассыпался, вдруг сложился. Так и появилась повесть «Судьба Шарля Лонсевиля». Вывод — всегда нужно искать точку, вокруг которой всё само выстроится. Это и есть самое непростое. Кстати, если материал не сопротивляется, это должно насторожить. Текст, который пишется слишком легко, иной раз получается не очень хорошим.

— Ой, — сказал Митя, съев последнюю плюшку. — К сожалению нам, похоже, пора. Осталось пять минут.

— Это ещё до чего? — заинтересовался Алёша.

— Автомобиль за ребятами приедет, — нашлась Татьяна Алексеевна. — Папа их проводит, а ты чашки мне помоги в дом занести!

Когда ребята с писателем вышли за калитку, уже начало смеркаться.

— Константин Георгиевич, — вдруг вспомнила о чём-то в последний момент Катя, — забыла вас спросить про романтику. Почему вы считаете романтическую настроенность таким важным качеством?

Паустовский внимательно и серьёзно посмотрел на ребят.

— Потому что такая настроенность не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким. В самой романтике заключена огромная облагораживающая сила. И нет никакого смысла от неё отказываться, сколь бы трудной не была жизнь.

Ветер стих, и тишину нарушал лишь шум со стороны Таруски.

— Когда-то в этом месте была мельница, и от неё остались пороги, потому и шумит, как горная речка! — пояснил Паустовский. — И это тоже очень помогает мне работать. Работайте, ребята, не теряйте время впустую и верьте в людей, даже если на первый взгляд они вам покажутся чуждыми и неинтересными.

И тут всё вокруг рассыпалось сиреневыми точками…

Дорога к Чёрному озеру

… а Митя и Катя снова оказались в своей комнате.

— Эх! — сказал Митя.

— Эх! — сказал Катя, — какой же чудесный человек!

— Надо будет литературный музей Паустовского в Кузьминках посетить!

— И все его книжки почитать!

— Я с «Блистающих облаков» начну, раз уж мне сам Константин Георгиевич посоветовал, — сказал Митя, пытаясь отыскать что-то в ноутбуке на столе. — Вот, нашёл! Авантюрно-приключенческий роман с элементами фантастики! Смотри, тут даже с Жюлем Верном его сравнивают!

— А я с «Золотой розы», — призналась Катя. — Очень уж интересно Константин Георгиевич про секреты писательского мастерства рассказывал.

И вдруг Митя нашёл в Интернете лекцию папиного знакомого культуролога и писателя дяди Паши Суркова о Паустовском. Понятным и простым языком дядя Паша рассказал на видео об особенности гения Константина Георгиевича. Паустовского так же, как и Жуковского, и Некрасова можно называть «в некоторой степени святым» в русской литературе — за служение общественным интересам при отсутствии заботы о собственной литературной славе. Образец честности и порядочности, Паустовский стал одим из тех немногих писателей 20 века, которые вывели отечественную литературу тех лет на международную арену. Его, как и Тургенева в своё время, много и часто переводили на другие языки мира, в числе поклонников его творчества была, например, знаменитая в те годы актриса Марлен Дитрих.

Из этой же лекции Митя и Катя узнали подробности номинирования Паустовского на Нобелевскую премию. А также о том, что существует документальный фильм 1966 года про писателя — «Дорога к Чёрному озеру», который снимался в Москве, Ялте, Солотче и Тарусе. И этот фильм почему-то никогда не показывали по телевизору, и в Интернете его тоже нет, хранится он только в Госфильмофонде.

— Вот бы посмотреть этот фильм! Раз его никто не видел, это вдвойне интересно! — ахнула Катя.

— Да, было бы здорово, — поддержал сестру Митя. — Вкусные, кстати, у Татьяны Алексеевны были плюшки. Жаль, не догадался спросить рецепт!

«Классный журнал» благодарит за помощь в подготовке материала Музей Паустовского и «Новую школу литературы» в лице ее создателя Павла Суркова, а также 11-летнюю Александру Меркину из Санкт-Петербурга, которая лучше всех написала о гении Паустовского в конкурсе в рамках проекта «Литературная одиссея». Рисунки к встрече с Паустовским сделал художник Александр Левченко.

Напоминаем, что ранее Митя и Катя уже повстречались с Корнеем Ивановичем Чуковским, Иваном Сергеевичем Тургеневым, Борисом Владимировичем Заходером и Александром Сергеевичем Пушкиным. С кем же они встретятся в следующей серии? Даём подсказку: на картинке, иллюстрирующей наш проект, этот писатель присутствует!

Информационную поддержку «Литературной одиссее» оказывают Российская библиотечная ассоциация, Российская школьная библиотечная ассоциация, Московская дирекция по развитию культурных центров «Мосразвитие» и Российская государственная детская библиотека.