«Мы и наши маленькие волшебники!»: слепоглухие авторы, отмеченные членами жюри, часть вторая

Со слухом у меня были сложности с рождения, плохо разбирал речь и был необщителен. Неправильно выговаривал слова, многих вообще не знал и отставал от обычных детей. Мне всегда говорили четко и медленно. Ровесники смеялись над моим неправильным произношением и поддразнивали. Меня стали водить в больницы, где врачи кололи уколы и даже укладывали в барокамеру. Я очень боялся лежать один в закрытой барокамере и всегда брал с собой много игрушек. Было ощущение, что летал в космосе. В детском саду стеснялся носить маленький слуховой аппарат и всегда прятал его под волосами, которые специально отращивал. Стоило маме заговорить про стрижку, как я со страхом представлял себе, что не смогу прятать аппарат, и отмахивался. Таким был артистом. К началу учебного года резко изменилось зрение. Перед моими глазами предметы стали непрерывно двигаться. Я удивлялся, почему все вокруг крутилось и качалось. Снова пошли люди в белых халатах, уколы, и ничего не помогало.

Чтобы не отставал от других детей, педагоги и мама стали проводить со мной дополнительные занятия. Я вырезал картинки, клеил в альбомы и писал под ними печатными буквами короткие стишки. Также решал задачки с помощью палочек и писал простые десятичные цифры. Рисовал красками, лепил из пластилина, клеил цветные бумаги и собирал мозаику. Когда у меня не получалось делать ровно и красиво, меня успокаивали и говорили:

— Учись, не сдавайся!

Я снова принимался за работу. Старался правильно попасть в детали, которые постоянно перемещались перед моими глазами. Педагоги и мама помогали и повторяли:

— Учись, не сдавайся!

Так меня заранее подготовили к школе, и я уже умел читать, писать и считать.

Папа учил меня столярному делу: пилить, строгать, забивать гвозди и закручивать шурупы. Он работал наладчиком на инструментальном заводе и всё умел. Вдвоем мы чинили или делали новые вещи, и папа показывал, как надо обращаться с инструментами. Сначала у меня не получалось пилить ровно, и если я попадал молотком по своим пальцам, папа говорил:

— Учись, не сдавайся!

Я дул на свои руки и снова принимался за работу. Но упрямая пила пилила мимо намеченных линий, которые бегали перед глазами, от чего доски получались кривыми. Я очень расстраивался и вообще потерял надежду, что смогу пилить ровно… Вдруг папа изготовил приспособление в виде линейки с углом на конце. Она стала служить мне ориентиром. Клал на край доски уголочек и пилил вдоль линейки, которая не давала уклоняться в сторону. И пошло-поехало! Все было ровно и аккуратно. Я светился от счастья! Папа улыбался и повторял:

— Учись, не сдавайся!

Как-то нам захотелось посадить на балконе помидоры, перец и лук, чтобы понаблюдать за ростом. Мы с папой дружно взялись за работу и стали делать ящички разного размера. Вместе пилили, строгали и заколачивали гвозди. Я увлеченно работал и вдыхал приятный древесный запах. С любопытством наблюдал за стружками, которые появлялись из рубанка. Вытаскивал кривые гвозди пассатижами и снова забивал. Вскоре ящики были готовы, мы поставили их на балкон, наполнили землей и посадили растения. Я и моя сестра каждый день бегали и с интересом наблюдали, как росли и созревали плоды.

А когда мне исполнилось семь лет, семья подарила мне на день рождения большую коробку… Я с удивлением спросил:

— Что это?

Мне предложили посмотреть. Я открыл и заглянул… В коробке лежал набор маленьких рабочих инструментов для детей: пила с удобной ручкой, молоток, рубанок, отвертки и разные приспособления.

Если хочешь добиться чего-то в жизни, никогда не теряй надежду. Всегда иди вперед и только вперед: «Учись, не сдавайся!»

Было это в середине 80-х. Мы с мамой работали: мама инженером на заводе, я в библиотеке. Я ещё училась заочно на библиотечном факультете института культуры. Мама мне помогала. Время было заполнено до предела. Мы редко могли куда-то выбраться.

Но однажды в День Победы мы решили погулять в Парке культуры им. Горького. Погода была чудесная, солнышко, сидеть дома не хотелось.

Мама перенесла войну ребёнком. Она рассказывала, как было голодно и страшно.

Помнила, с какой радостью встретили люди Победу, как обнимались и плакали. И спустя сорокалетие ей захотелось оживить воспоминания.

В парке было празднично. Нарядные разновозрастные люди, многие с детьми, гуляли по дорожкам, сидели на лавочках, катались на каруселях…

Мы с мамой пошли по главной аллее, где встречались ветераны. Видели, как подходили бывшие воины к своим товарищам, обнимались и усаживались вспоминать былое.

Неожиданно я заметила одинокого дедушку. «Мам, давай подарим ему цветы!» — предложила я. Мы купили симпатичный букет и вручили ветерану. Как же он обрадовался! Просиял, очень благодарил, целовал нам руки...

Они с мамой разговорились. Я не слышала слов, но по лицам и движениям угадывала суть. Видимо, сначала дедушка рассказывал о себе, военном прошлом. Мама внимательно слушала, и в какой-то момент у неё на глазах выступили слёзы. Потом разговор перешёл на нас с мамой. Мама показала ему несколько дактильных букв, иллюстрируя, как со мной разговаривают. Он спрашивал что-то ещё, мама отвечала, и я ловила на себе его тёплый взгляд.

Тут к нашему ветерану подошли два товарища. Он радостно занялся ими, а мы с мамой отошли в сторону. Сели на лавочку, и она дактильно передала мне их разговор. Ветерана звали Николай Степанович. Он прошёл всю войну, был ранен, ходил с палочкой. После войны окончил пединститут, 30 лет работал учителем математики, вышел на пенсию. Жена умерла, остались два сына, внуки. По дому всё делал сам, помогал детям. Узнав о моей инвалидности, заинтересовался моей учёбой, работой, отношением ко мне людей, маминой помощью. Сказал, что мы заслуживаем орден за эту борьбу в трудных условиях. Спрашивал и о моих бытовых навыках, советовал не слишком меня опекать…

«Хороший дедушка!» — вздохнула мама. «Да», — подтвердила я. Мне хотелось, чтобы Степаныч стал моим отчимом или просто другом. Казалось, он всё поймёт в наших с мамой трудностях, подскажет правильный выход… Я промолчала.

Мы с мамой встали и пошли к выходу. Нас догнал молодой человек. Поговорил с мамой, что-то записал и ушёл. «Это его внук Алёша, — объяснила мама. — Попросил мой телефон».

Через пару дней раздался звонок. Мама с улыбкой показала мне буквы Н.С. Пока говорила, улыбалась. Положив трубку, сказала: «Он рад был познакомиться. Спросил, как дела. У него ремонт квартиры. Закончится — встретимся».

Степаныч звонил не раз. Расспрашивал о житье-бытье, давал дельные советы. Мама расцветала от этих звонков. Я была рада за неё. И наша бабушка улыбалась, чувствуя состояние дочери. Обычные дела шли легче, мы много шутили, смеялись. Потом у меня началась сессия. Мама ездила со мной, помогала записывать лекции. Степаныча мама предупредила, он пока не звонил.

Но однажды, когда я сдавала экзамен, а мама ждала в коридоре, дома раздался звонок. Бабушка взяла трубку. Мужской голос назвал имя мамы. Бабушка сказала, что её нет дома. Голос вздохнул, прошептал что-то невнятное и отключился. Я в это время получила «пятёрку», вышла к маме, и мы поехали домой. Услышав от бабушки о звонке, встревоженная мама позвонила Степанычу. И успела. Нарочито бодрым голосом он сообщил, что «немножко заболел», но постарается быстро поправиться. Мама предложила его навестить, он поблагодарил и отказался. Сказал, что ничего серьёзного нет, выздоровеет и мы увидимся. Пожелал доброго здоровья и успехов.

На другой день позвонил его внук Алёша. Рассказал, что дедушка болел давно и тяжело, но держался, делал всё, что мог, двигался, радовался жизни… Разговоры с моей мамой его ободряли, давали силы терпеть боль.

В тот день приступ был особенно сильным. Николай Степанович и набрал наш номер. После разговора с мамой улыбнулся… и впал в кому, из которой уже не вышел.

Мама ездила на прощание. Меня не взяла. Вернувшись, рассказала, что народу было много. Его любили и уважали.

В душе остался тёплый лучик от встреченного в День Победы хорошего человека. Лучик поддерживал в трудных ситуациях, оставаясь в памяти добрым, обнадёживающим взглядом солдата, учителя, друга.

Недавно Николаю Степановичу исполнилось бы 100 лет.

Прошло где-то месяца два после нашей с Мишей свадьбы.

Позвонил по телефону Мишин брат Серёжа, я взяла трубку.

— Здравствуй, Верунчик! Что-то долго не подходите! Как вы там поживаете? Чем занимаетесь? Мишаня что делает?

А я занята: работа кипит — приготовление обеда идёт полным ходом.

— Привет, Серёж! — отвечаю. — Да у меня вот кухонные дела — картошку чищу, а Мишаня, наверное, телевизор слушает. Сейчас позову, он, похоже, звонок не услышал, а мне надо руки ополоснуть и до телефона дойти, трубку найти — вот и получается долго. Так что мы не нарочно задерживаемся на звонки отвечать.

— О-о! Картошечку-то чистит Веруня? — задумчиво так вопрошает и удивлённо добавляет: — Н-да-а… Молодец, Верунечка! Ну давай, зови мне братана моего.

Я подумала, чего это он так удивляется? Позвала Мишу, а сама на кухню — дальше делами заниматься.

После телефонного разговора муж нежно чмокает меня и говорит:

— Тебе привет и поцелуйчики от Серёжи и Наташи. (Это жена Серёжина.)

Отвечаю:

— Спасибо!

Мишаня спрашивает:

— А чего тебе там Серёнька рассказывал?

— Да спросил просто, кто что делает. Ну я и сказала, что готовлю, а ты телик слушаешь, да и некогда мне с ним разговаривать: надо было скорее картошку почистить, пока вода не закипела.

Вскоре пригласили нас с Михаилом на день рождения Любочки, Мишиной сестры.

Народу было много: почти вся Мишина родня с семьями и друзья. Все нарядные и весёлые, подшучивают друг над другом, обнимаются да целуются. Дружные такие — любо-дорого смотреть.

Стол накрыт шикарный, и чего там только не было! И рыбка-то красная тебе, и рыбка белая, слабосолёная и жареная, маринованные огурчики-помидорчики, баклажанчики запечённые, грибочки разные, нарезка: колбаска варёная и копчёная, грудиночка да кореечка, сальце солёненькое с чесночком, с перчиком.

На жаркое утка с яблоками, красивая такая да вкуснющая — пальчики оближешь. Вина да напитки, соки на любой вкус.

Фрукты в вазах и блюдах глаз радуют: виноград изумрудный, апельсины как солнышки, бананы уже очищены и нарезаны столбиками, даже клубника горками в вазочках — ароматная-преароматная! А на дворе-то ноябрь!

Пирожные, конфеты, и торт огромный — воздушный, весь ягодами, шоколадом и кремом разукрашенный, очень необычный!.. В общем, всё что пожелаешь — к чаю и кофе.

Глаза разбегаются, слюнки текут! Как будто в сказку попала!

Сестрёнка-то Мишина, оказалось, в ресторане работала, да шеф-поваром! А это вам не хухры-мухры!

Все наелись (а точнее — объелись), напились, по квартире разбрелись: курящие в коридор вышли и на лестничную площадку, толкуют кто о чём, остальные за чайком неспешно беседуют, разные случаи вспоминают.

И тут Марина (подруга сестры Михаила) говорит:

— А помните, как Мишаня, когда зрение потерял, мечтал: «Мне бы встретить женщину хорошую, хотя бы с небольшим «подглядом», я бы ей картошку чистил и помогал бы во всём…»

Слушаю такие речи, задумалась: «Интересное дело: почему это картофель я чищу сама, когда со мной всегда рядом есть любитель этой работы? Непорядок наблюдается! Нужно бы разобраться с этим вопросом».

Конечно же, тогда мужу я говорить ничего не стала, но после вспомнила разговор с Серёжей и поняла, почему он удивился, когда услышал, что именно я занимаюсь картошкой.

Дома дня через два подхожу я к Мишане, присаживаюсь рядышком, чмокаю в щёчку и спрашиваю, нежно так и ласково:

— А почему ты мне картошечку не чистишь?.. Знаешь, раскрыли мне в гостях у Любани твою тайну, что ты так мечтал, так мечтал… ну-у, картоху эту чистить...

Рассмеялся в ответ муженёк мой:

— Э-эх! Сдали меня родственнички с потрохами!..

И с тех пор стал картошку чистить. Да так хорошо и быстро у него это получается, ни за что не подумаешь, что совсем незрячий эту работу делает — настоящий профессионал!

Вот так и ушла из моих рук картошечка в мундирах.

Ох, как же это здорово, когда такой прекрасный помощник рядом есть! Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы!

Масяня

Матвей Романович, Матвейка, Матвейчик. Коротко — Масяня. Масяней у нас в семье зовут моего младшего племянника. Как же ему это подходит! Отражает, так сказать, всего его самого.

С Масяней у меня сложились потрясающие отношения. В наших с ним разговорах нет пресловутого «тётя Ира», как, впрочем, нет и субординации — тётя-племянник. Мы — лучшие друзья!

Матвею в августе исполнится ещё только одиннадцать лет, а ощущение такое, словно взрослый втиснулся в тело мальчугана. Он не по годам мудрый, сострадательный, душевный.

И всё же… это пока ребёнок. Помните выражение: «Шило в одном месте»? Прям вот про него! Ни минуты покоя. Кабы я так носилась, как он, то мне точно понадобился бы отпуск с возможностью отсыпаться сутками. Энергии у Масяни — прорва!

Успевает всё: учиться, заниматься спортом и, конечно же, раздать Ире ценные советы. Без них никак.

— Ты вот прям в этом и пойдёшь? — спрашивает Масяня, окидывая меня зорким взглядом ценителя женской красоты.

— А что не так с одеждой?

— Ир, ну разве можно понять по этим худи и штанам, что ты женщина? Нет! А как же платья, туфли? Эхх… — махнул он рукой и пошёл по своим делам.

Не поспоришь, да. Мужчине виднее.

Есть в Масяне тяга о ком-то заботиться. Года два выпрашивал у родителей завести кота. Долго отпирались. В конце концов сдались под напором мальчика. Я ж говорю, он упорный, своего добьётся.

Все думали, что хлопоты с котом лягут на плечи родителей. Чаще всего так и происходит. Ошиблись. Кот Тёма — под неусыпной заботой Масяни. Тот его и накормит, и лоток сменит, и очень любит. Котейка отвечает взаимностью.

В последнее время мы с ним редко видимся, потому что он в Смоленске, а я переехала в Нижний Новгород. Общаемся по видеосвязи. Ловлю себя на мысли, что мне стало интереснее с Матвеем общаться. Он рассудительный, с каждым днём взрослеет и набирается ума.

— Ира, не понимаю я своих ровесников. Почему они смеются над теми ребятами, у которых нет крутого телефона, фирменной одежды и кто не отдыхает заграницей? Неужели они не понимают: не всегда родители могут купить дорогие вещи. Да и в вещах ли дело? Главное ведь, чтобы человек был хороший!

Да, Масянь, важнее быть хорошим человеком. Отрадно, что ты это понимаешь. Правда, в мире взрослых тоже идут соревнования у кого что-либо круче, а дети просто перенимают неосознанно модель поведения…

Почему мы зовём его именно Масяня? Понимаете, он внешне светлый, да к тому же в нём уживаются упрямец, озорник, весельчак, непоседа, добродушие. Да и имя перекликается с Масяней. Так ласковее звучит.

Масянь, наступает лето. Пусть у тебя оно будет ярким и счастливым, а мы, твоя семья, поддержим во всём хорошем!

Мимолётные воспоминания из детства

…Бабушка вяжет. Всегда, когда вижу спицы в её руках, мне хочется научиться так же красиво и быстро мелькать металлическими тонкими спицами. Рядом с ней чувствую себя спокойно. Она никогда и никуда не торопится. Всё у неё делается быстро — кажется даже, что само собой. Хотя двигается она неспешно и мягко, дела у неё спорятся удивительно быстро.

Бабушка очень редко разговаривает «за просто так». Зато часто — поёт. Я люблю слушать её песни. Хотя не понимаю их совсем. Я не знаю, на каком языке она поёт… Я только чувствую, что поёт она о чем-то красивом, удивительно красивом… И поэтому её песни заставляют замирать, слушать — не дыша…

Я не спрашиваю её, о чём она поёт. Я просто слушаю, сидя рядом или у её ног. В её доме всегда тихо. И оба её больших кота — как два сторожевых пса. Всегда настороженно следят за посторонними, как будто готовые броситься на защиту хозяйки… Коты не дают погладить себя и уходят с дивана, если тянешь к ним руки… Упитанные, пушистые. Так и хочется почесать за ушком. Но — нет…

Бабушка улыбается:

— Ну что, егоза, поучишься вязать?

— Да!

…Я быстро освоила как вязать петельки. И гордо показывала взрослым, что умею. Первым связала длинный-предлинный серый шарф. Он получился узкий и такой удивительно длинный… Зато — мой первый! А вот набирать петли на спицы училась уже сама и гораздо позже. По книжке, взятой в библиотеке, и ещё мне помогала близкая мамина подруга — тётя Света. Первое время я бегала к ней, чтобы мне набрали нужное количество петель. Но именно вязанию, как процессу перекидывания петелек, меня научила та бабушка. И умению делать это быстро, не глядя на руки. Не думая о том, что делаешь. В состоянии тишины и покоя…

Много позже окружающие удивлялись тому, как быстро я вяжу, не глядя на спицы. А я благодарно вспоминаю науку бабушки Дуни…

Одно из ярких воспоминаний детства — когда с папой смотрели телевизор и попадали на концерт Большого Симфонического оркестра. Чаще всего это было утро субботы или воскресенья, папа был трезвый и — рядом: мы играли в дирижера — папа моей правой рукой повторял то, что делал дирижер в телевизоре, а левой — дублировал ритм. Эту игру мы придумали сами, совершенно случайно…

Я практически совсем не помню музыку на слух, даже не помню совсем как люди поют. Папа в молодости играл на гобое — звук помню совсем чуть, и то просто потому, что позже гобой слушала, а вот дирижирование и понимание ритма и гармонии — это хорошо отработалось в тех играх.

Я многое пропускаю на слух в музыке: высокие ноты даже болезненны, но когда можно почувствовать ритм — положив руку на корпус инструмента, даже вот так, через дирижирование — могу прочувствовать то, что происходит. Когда есть барабан любого вида — ориентируюсь на него, а остальные инструменты практически на уровне догадки, вибрации, просто ощущения звука.

До сих пор помню эти выступления большого симфонического оркестра — куча всего, и папино дирижирование; это дало мне ещё один навык — я умею расслабить руки и подчинить их движениям другого человека, что очень сильно помогло мне потом в занятиях танцами и не только…

Я самостоятельно пробовала учиться играть на гитаре. Но, как и все струнные — для меня это слишком сложный инструмент. До потери слуха играла на пианино — с учителем. Мама и её младший брат окончили музыкальную школу, предполагалось, что я тоже буду учиться в ней. Но этим планам воплотиться было не суждено. Я успела разучить ноты и научилась играть «Чижика-пыжика» и ещё какие-то детские песенки. У меня было детское пианино. Был и ксилофон. А в детсаду играла и выступала с бубном и маракасами, да и с барабаном и ксилофоном тоже выступала на праздниках.

После потери слуха обычная музыка отошла на задний план… Я и раньше слышала, например, голос ветра, шепот листьев, тихие голоса деревьев, — и эти звуки стали важнее и слышимее. Пробовала играть на ударных. Мне нравилось и нравится. Но серьезно — так и не училась…

Об авторе

Ирина Поволоцкая — прозаик и поэт, психолог, актриса, художница, общественный деятель. Член Российского союза писателей. С детства инвалид I группы по слуху и зрению. Автор автобиографической повести «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю», поэтического сборника «Ad astra per aspera» и сборника лирических миниатюр «Tabula rasa». Народный «Герой России» в номинации «Подвиг преодоления», лауреат московского конкурса «За качество жизни инвалидов» в номинации «Высокий творческий потенциал и достижения в области культуры», победитель IV Фестиваля Социальных интернет-ресурсов «Мир равных возможностей» в номинации «Радуга жизни», лауреат I Европейского фестиваля особых возможностей слепоглухих в номинации «Изобразительное искусство» и др. Окончила школу №30 для слабослышащих детей, Московский политехникум Комитета социальной защиты населения. Работала лаборантом в Институте общей и педагогической психологии и в Психологическом институте РАО. C 1989 по 2008 год занималась психологическим консультированием и преподаванием. Живёт в Москве.

Все мы родом из детства